ВОЙНА РАЗРУШИЛА СЧАСТЛИВОЕ ДЕТСТВО

  Вот, например, номер газеты за 13 сентября 2001 года. Третью страницу открывает рассказ «Королева красоты» (автор Н. Гришина, ныне Былина). Читаем начало.

  «Цветочный мир, настоящее цветочное царство, скрывшись от глаз прохожих, расположилось во дворе Людмилы Яковлевны Марченко. Решив побеседовать с ней на столь интересную тему, я, открыв калитку, остановилась, поражённая. Раньше приходилось встречаться с увлечёнными цветоводами, но такого многообразия, такой сказочной и гордой красоты видеть ещё не доводилось. Почти вся территория земельного участка домовладения пестрит всеми цветами радуги. Растения все разные, по-своему требовательные в своей прекрасной индивидуальности, сияют яркостью, сочностью красок, излучая необъяснимую умиротворённость и торжественное спокойствие. А когда вдруг неожиданно сквозь мрачные тучи пробилось солнце и улыбнулось свысока меньшим зелёным братьям, они будто засветились изнутри таинственным, тёплым и ласковым светом, ещё более преобразившись, похорошев…»

  Какая картина должна была предстать перед взором корреспондента, чтобы поражённое красотой сознание так художественно преподнесло читателю увиденное? Между тем в такой красоте, исключая снежноминусовое время года и, конечно же, военное лихолетье, прошла вся жизнь Людмилы Яковлевны. И, слава Богу, продолжается.

  А теперь обратимся к рукописным воспоминаниям Л. Я. Марченко, которые о человеке могут рассказать так, как никакой очерк.

  «Часто вспоминаю отца и маму в те довоенные годы, когда мне было лет 5-6. Родители выписывали и читали газеты. Помню газету «Правда», где Молотов и Риббентроп подписывали договор о ненападении. Рассматривая фотографию, мама говорила: «Я вижу в лице немца хитрость, нечестность. Посмотри, как он хитро, ехидно смотрит». А отец ей отвечал: «Так надо». После я выколола глаза фашисту. Хотя сама ничего не поняла из разговора родителей, но почувствовала, что этот дядя плохой. Потом во время войны мама после работы читала вслух «Правду» и вспоминала, как я реагировала на их разговор с отцом.

  Газета «Правда» была настольной, любимой газетой нашей семьи. Мама до последних дней жизни 1978 года выписывала её и читала. Даже когда с ней случился инсульт, она упала, в руках была г. «Правда».

  О маме у Л. Я. Марченко есть отдельные воспоминания. Они частично воспроизведены в публикациях о самой Людмиле Яковлевне. Но вот какой биографический факт ещё не освещался: Дарья Ильинична Осина, в девичестве Полтева, была знакома с В. И. Лениным. Его имя нынешней дотридцатилетней молодёжи может мало о чём говорить, но для взрослого и тем более пожилого населения страны и даже мира он был и останется вождём революции 1917 года и, как сказано в Советском Энциклопедическом Словаре, «основателем Советского государства, великим вождём и учителем трудящихся всего мира…»

  Так вот мама Людмилы Яковлевны, родившаяся в Московской области в 1895 году, до революции получила специальность экономиста и бухгалтера, работала на аэропланном заводе, хозяином которого был англичанин. После революции завод был закрыт, а Дарья Ильинична устроилась на работу в Благушенский комиссариат, где востребовались грамотные кадры, поддерживающие новую власть. Вместе с подругами посещала популярные в те годы диспуты, в которых участвовали видные политические деятели, такие как Коллонтай, Троцкий, Ленин.

  Девчонки влюблялись в красавца Льва Троцкого, когда он выходил на трибуну и говорил свои зажигательные речи. Но они тут же меркли, когда слово брал Владимир Ильич, которому не было равных в ораторском искусстве.

  Из воспоминаний Людмилы Яковлевны. «Выступления В. И. Ленина мама помнила и часто мне рассказывала, как бурно его речь принимали рабочие на предприятиях, интеллигенция. Речь была близка народу, понятна, и люди провожали его овациями.

  Вспоминала она и о коммунистических субботниках в Кремле, на Красной площади. На одном субботнике Владимир Ильич сделал ей с подругой замечание. В Москве тогда был страшный голод. Всё время хотелось кушать. И вот после работы на субботнике в Кремле открылся ларёк, где всем участникам выдавали по осьмушке хлеба и по кусочку свиного сала. Возле ларька сразу образовалась очередь.

  Мама с подругой мели площадь, собирали мусор и выносили в определённые тары. Увидев, что у ларька уже много людей, они бросили веники и побежали занимать очередь. Заняли, стоят. Подходит Владимир Ильич и говорит им: «Так нехорошо, барышни, вы ведь хозяева теперь, а хорошие хозяева инструменты не бросают, все убирают и сдают на место. Я ведь тоже работал, но ничего не оставил, не бросил.

  Они извинились, всё за собой убрали и вернулись занимать новую очередь. Но Ленин следил за ними, подошёл и сказал: «Вот теперь молодцы, ваша очередь вас ждёт, я ведь за вами». Так вот Ленин, как и все, стоял в очереди за кусочком хлеба и сала, так же был голоден, как все. Это мама помнила всю жизнь и постоянно мне рассказывала. Потом, уже здесь, в Рудне, в 60-70-е годы ей никто не верил, что Ленин мог стоять в очереди».

  В эту историю можно не верить. Но Л. Я. Марченко не из тех, кто способен на подобную выдумку и тем более ложь, так же как и мама её, Дарья Ильинична, была глубоко нравственным, искренним, исключительно порядочным человеком, многострадальная биография которого не нуждалась в приукрашивании.

  Большая часть воспоминаний Людмилы Яковлевны касается её родословной ветви с преобладанием рассказа об отце и матери. Удивителен факт их встречи.

  Работая в Москве, Дарья Ильинична жила на квартире. Летом 1920 года хозяйка, она же подруга, с которой вместе работали, Вера Фёдоровна уговорила квартирантку уехать в отпуск из голодной столицы к бабушке (хозяйки) в Лопуховку, тогда Саратовской губернии Еланского уезда, чтобы поесть вволю хлеба, картошки, молока. По сравнению с Москвой в Лопуховке жили сытно. За время отпуска Дарья Ильинична познакомилась с лопуховским священником Беловым отцом Сергием и его матушкой Клавдией Дмитриевной. Неплохо для дореволюционного времени и разносторонне образованная, Дарья Ильинична стала желанным гостем в их доме как интересная собеседница на разные темы – искусства, литературы и, конечно, духовно-религиозную. У неё был определённый опыт творческого начала. В московском Большом театре она посещала драматический кружок, играла роль Кабанихи из пьесы «Гроза», Коробочки из «Мёртвых душ», почти наизусть знала роман Пушкина «Евгений Онегин», стихи Тютчева, Фета, других поэтов, цитировала из Библии и Евангелия.

  Отпускная жизнь в Лопуховке, общение с семьёй священнослужителя обернулись благим решением остаться здесь, чтобы пойти работать в сельский совет, где нужны были грамотные люди. Московская подруга выслала ей расчёт с прежнего места работы. Не последнюю роль в том решении сыграл продовольственный вопрос. Дарья Ильинична каждый месяц высылала в голодный край родителям посылки с мукой, пшеном, салом, а зимой и мясом, маслом, чтобы кормить младших братьев и сестру.

  Дарья Ильинична сняла квартиру у Лариной Татьяны Фёдоровны, которая осталась вдовой, воспитывала троих детей. Весной к ней приехал брат Я. Ф. Осин из Средней Азии, где в Гражданскую войну служил в коннице, был ветеринарным фельдшером. Так и встретились будущие родители Л. Я. Марченко.

  Ветеринарные работники были очень востребованы. Сначала уже семейного Якова Фёдоровича направили в Верхнюю Добринку, затем перевели в Бурлук (ныне Котовский район). Он и стал родным селом Людмилы Яковлевны. Но не только ей. Первой в 1921 году у Осиных родилась дочка Валя. Умерла от кори в пятилетнем возрасте. В 1925 году появился сын Женя, в 1930-ом Капитолина, однако и её не стало ещё в младенчестве. Трудно представить такое горе родителей. Только тридцать третий год принёс долгожданную радость в лице Людмилы.

Из воспоминаний.

  «Отец много работал. После Гражданской войны свирепствовали чесотка, лишай, вши и очень заразные болезни. Поэтому отец часто менял на ручках дверей и ворот бинтовые повязки, смоченные хлоркой. Он запрещал ходить к нему в подвал (семья жила в ведомственных двух комнатах на втором этаже здания ветеринарной амбулатории), где на примусе постоянно что-то кипело в пробирке. Он пытался сам изобрести лекарство, чтобы лечить воспаление лёгких. С медицинским фельдшером Иваном Яковлевичем Любименко был дружен, они вместе боролись против заразы среди населения. К 1941 году, как потом рассказала мама, в Бурлуке не стало чесотки, других заразных болезней.

  Отец умело лечил людей, у которых болели ноги в коленях, руки, позвоночник. Лекарства он не только получал из Красного Яра – районного центра, тогда это был Молотовский район, но и делал из трав. Раза два в году он уходил на неделю в лес, расположенный на левом берегу Медведицы, и там набирал разные коренья, цветы, листья, а потом в подвале сушил, варил, что-то делал, обычно вечером или в воскресенье. А в рабочие дни с 7 утра до 8 вечера его почти никогда не было дома. Он обслуживал в Бурлуке колхозы «Красный партизан» и имени Сталина, а также села Слюсари, Гордиенко, Мирошники, Котово (это было ещё село).

  Когда началась война, ему было 56 лет и на фронт его не взяли. Отец весь ушёл в работу. Очень переживал, когда враг приближался к Москве. Через Бурлук шли обозы с эвакуированными. С Украины перегоняли коров. В пути одна заболела. Погонщики обратились к отцу. Он определил, что в желудке у коровы инородное тело. Отдал им своего годовалого бычка, а корову оставили у нас, она была стельная. После отёла корове совсем стало плохо. Её прирезали (в желудке был гвоздь). Наступили страшные дни».

  Людмила Яковлевна довольно подробно изложила, как её родной город Яхрому Дмитровского района Московской области захватил враг. Сюда высадился десант. Жителей согнали в подвал одной из казарм и держали там без еды и воды. Среди пленных находились и родные Людмилы Яковлевны – мамины сестра Анна и брат Иван с детьми. А их мама, бабушка Людмилы Яковлевны, с 1940 года жила с ними в Бурлуке.

  В том подвале родные выжили чудом. Яхрома была отбита «Катюшами». Враг бежал. Обо всём этом родные сообщили сначала в письме – «были в плену у немца», а потом сами с детьми приехали в Бурлук подлечиться: все были в тяжёлом состоянии.

  Вернёмся к воспоминаниям Л. Я. Марченко.

  «Наступил март – самый трагичный месяц в нашей семье. В первых числах вызвали ночью отца на колхозную ферму – корова не может растелиться. Всю ночь под открытым небом на базу отец делает операцию. Скотницы стоят в тулупах (метёт, холодный ветер), а отец в одной рубашке, засучив рукава, режет телёнка по кусочкам – плод прирос к матке. Операция сложная, но прошла успешно, корова осталась жива, а отца через три дня не стало.

  Тогда его привезли замёрзшего в 4 утра. Мама оттирала его спиртом, но крупозное воспаление лёгких – это очень серьёзно. Отец сам поставил себе диагноз, но умирать не хотел.

  На третий день в 12 ч. ночи внезапно умирает бабушка Дуня. Легла спать, и через 30 минут её не стало. Это увидела её дочка Анна, которая ложилась с ней. А вечером следующего дня умирает наш самый дорогой и нужный в данный момент человек, отец Яков Фёдорович Осин. Хоронили их в один день, выносили два гроба, похоронили в одной могиле. Так кончилось моё детство и начались трудовые будни…

  Под Сталинградом бои. До сих пор слышу вой летящих туда немецких самолётов. Запомнила их угрожающий гул на всю жизнь.

  Осенью Женю (6 июля ему исполнилось 17) провожали на фронт. Провожаем молодых семнадцатилетних мальчиков почти до конца села, до плодоягодного завода, а там Гнилуша, Песчанка, Верещага, Фомёнково и Красный Яр – ж/дорога. У завода матери распрощались с детьми, и как оказалось потом – навсегда. Ещё один удар для мамы. Остались мы с ней вдвоём и ещё 5 человек больных и малых.

  Из казённой квартиры нас с мамой и пятью родными людьми, бывшими в плену у немцев, выселили в 1943 году. Мама приобрела маленькую хатку с земляными полами и соломенной крышей. Правда, соломы на крыше почти не осталось, в дождь вода текла по стенам и капала с потолка. На чердаке мы наставили тазы и вёдра.

  В этой маленькой избушке с двумя маленькими окошками у самой земли и прожили мы с мамой 7 лет. За это жалкое жилище мама отдала корову, бычка, овец, свинью, что остались от отца. Денег у нас не было. На книжке у отца лежало 20 рублей. До сих пор храню её на память».

  Свято хранит Людмила Яковлевна и другую семейную реликвию – письма брата с фронта. Последнее из Словакии датировано 9 февраля 1945 года. А теперь становятся реликвией и сами рукописные воспоминания Марченко. Они объёмны в плане содержания, и, тем не менее, недосказанность, по словам Людмилы Яковлевны, остаётся, о чём она сожалеет, только сама уже ничего поделать не может. Рука не в состоянии удержать ручку. Тяжёлые годы детства и отрочества сказались на девятом десятке лет.

  О тех годах в воспоминаниях целые разделы. Один так и начинается: «А мы выживали». Это когда они с мамой остались одни в доме-землянке. Зимой каждый день, вернее, уже по-тёмному, когда мама приходила с работы, шли в лес за дровами по сугробам на противоположный берег реки Бурлук. Там лесник разрешал рубить кусты. Из глубины дубового леса раздавался вой волков. Было страшно. Мама успокаивала дочь тем, что у неё топор и волк близко не подойдёт.

  А как им доставалась картошка – главный продукт военных и последующих лет. Сажали её за 7 километров от Бурлука на Круглом озере в лесу под Громками. Ходили пешком. Весной несли посадочную картошку, осенью обратно продовольственную. Однажды её уродилось много. Мама Людмилы Яковлевны договорилась с конюхом сельпо – тот пообещал дать лошадь. Днём мама ушла за ней, оставив дочь докапывать картошку, укладывать в мешки. Должны были управиться засветло. Но случилось непредвиденное. Наступила темнота, а мама всё не появлялась. Что было на душе у 13-летней девочки?

  Обратимся к воспоминаниям: «Ночь, кричит филин. Страшно! Но плакать боюсь, а кричать тем более. Жгу костёр. Вдруг слышу фырканье лошади и скрип телеги. Узнаю в темноте фигуру мамы. Она еле жива. Оказывается, в дороге распряглась лошадь. Мама стала впереди, чтобы поправить сбрую. Лошадь дёрнулась и оглоблей ударила маме в грудь. Она упала, потеряв сознание. Сколько лежала – не помнит. Очнулась. Лошадь стоит над ней как вкопанная. Тут вспомнила мама, что я в лесу одна, ночь! Поднялась, потихоньку, с трудом добралась.

  Еле погрузили мы картошку и еле доехали до дома, а там уже ждал безногий конюх, переживал, что не поехал сам. Так мама получила страшную травму – перелом грудной клетки и всю жизнь мучилась».

  Также всю жизнь душевные сострадательные мучения по этому поводу, по поводу раннего, скоропостижного ухода отца преследуют в воспоминаниях Заслуженного учителя школы РСФСР Л. Я. Марченко. В данную публикацию по случаю 85-летия Людмилы Яковлевны не «вписалась» тема её профессиональной деятельности в силу ограниченного газетного пространства. Но продолжение разговора об этом не исключается.