Герой нашего времени

 Не каждый человек в 50, 60, тем более в 70 лет способен в подробностях помнить имевшие к нему отношение события, к примеру, 30-летней давности. Здесь же уста почти столетнего жителя выдают детальную картину происходившего 70, 80 и даже более лет назад.

 Наконец, кто-нибудь может назвать действующего, встречающегося за рулём автовладельца, которому перевалило за 95? Положительный ответ, конечно, будет, но в отношении только одного человека (по крайней мере, из проживающих в нашем районе) — И. Д. Чичаева.

 Свою биографию, биографию своей семьи Иван Дмитриевич склонен называть энциклопедией жизни. Здесь можно признавать неточность словоупотребления. Но в привязке к истории нашей страны векового промежутка времени Чичаев имеет право на такую формулировку на основе собственного суждения о былом.

 Дед по отцу Андрей Иванович после революции воевал за советскую власть, как и его сын Илья, вернувшийся с Гражданской войны домой в Громки на клюшке. С потерянным здоровьем он пожил недолго. В этом плане деду повезло: умер в 94 года. Отец Ивана Дмитриевича по состоянию здоровья на войну не попал, но применительно к нему говорить о везении не приходится.

 Работал Дмитрий Андреевич ветврачом в сёлах и хуторах Лопуховской зоны до 1925 года. Когда в Ждановском, ныне Котовском, районе организовали крупное племенное хозяйство по всем видам скота, его пригласили туда как хорошего специалиста с большим опытом. Однажды из Средней Азии завезли 200 голов необычной для наших мест породы безрогих овец, шерсть и шкура которых являлась сырьём для производства головных уборов, вероятнее всего, армейского назначения. И в первый же зимний окот началось заболевание молодняка с последующим падежом. Наверняка дала о себе знать большая разница климата.

 Это был мрачнопамятный 1937 год. Время требовало незамедлительного поиска и выявления скорого наказания виновных. Комиссия из Москвы доскональным расследованием себя не утруждала: быстро признала факт вредительства. Восемь человек, включая Д. А. Чичаева, были арестованы и отправлены в Сталинград. Ни живыми, ни мёртвыми их больше не видели. Не получили Чичаевы и ни одной весточки от своего сына, мужа и отца.

 А вот в 1956 году маме Ивана Дмитриевича выдали от государства 28 рублей «за потерю кормильца», что являлось доказательством расстрела её без вины виноватого мужа. Документальным подтверждением тому много лет спустя, в 1995 году, стало полученное Иваном Дмитриевичем удостоверение Российской ассоциации жертв незаконных политических репрессий и второе удостоверение на льготы, установленные законодательством для лиц, признанных пострадавшими от политических репрессий.

 Срок давности со времени ареста отца и последующих мер воздействия на его семью притупил у Ивана Дмитриевича остроту пережитых страданий. Но в памяти они не растворились.

 Началось всё с полной конфискации имущества, включая дом, продолжилось выселкой матери и всех её пятерых детей, включая младенца, в Сибирь к притоку Енисея Шушу. Посвещать в подробности тех мытарств Иван Дмитриевич не стал, хотя рассказать мог о многом. Ему тогда шёл 13-й год (брат Николай был на 7 лет старше, а все три сестры — мал мала меньше) и он уже в более-менее сознательном состоянии воспринимал ту действительность. И тяжкую, и страшную, и жестокую, и непредсказуемую.

 Спасение от вероятных трагических последствий неожиданно пришло от деда, воевавшего за революцию, за советскую власть. Именно на этом он акцентировал внимание властных структур, которым направлял челобитные. Убедительность тех письменных просьб возымела действие. Высокая инстанция дала разрешение на возвращение семьи в родной край.

 Сам дед её и привёз из ссылки. Вот только жить в Громках было негде всем шестерым. Зимовали в чужой избе. Но это уже не шло ни в какое сравнение с тем бесправным горемыканием на сибирской чужбине. Потом наладился и свой кров.

 Важно сказать, что Иван Дмитриевич не озлобился на власть, как это сделали многие, кого коснулись репрессии, давшие повод стать на путь враждебного отношения к ней вплоть до предательства Родины в годы войны. Но жизнь сначала подростка, затем взрослевшего Вани Чичаева с преследовавшим его несправедливым клеймом сына вредителя была не сладкой. Вырастая в её суровости, он руководствовался единственной целеустановкой: стать настоящим человеком, стойким в водовороте любых невзгод и испытаний.

 После семилетки поступил в Быковский техникум, выбрав специальность механика. Доучиться не позволила война. Студентов распустили, а в здании расположились военные. Иван вернулся домой.

 Брата Николая, как сына репрессированного, первоначально на войну не призвали, он руководил тракторной бригадой, в которой на 8 тракторов было всего три тракториста. А работы невпроворот — горячая летняя пора. Иван, успевший обрести профессиональные знания и практические навыки владения механизмами, оказался как нельзя кстати. Так вчерашний студент стал механизатором.

 После завершения весеннего сева 1942 года парней двадцать пятого года рождения забрали на рытьё противотанковых рвов, затем строительство аэродрома (на месте нынешнего руднянского кладбища) с землянками и капонирами. По завершении этих работ строили аэродром у села Горная Полейка. Там уже прошли испытание вражеской бомбёжкой. В одной из них Иван Дмитриевич понёс материальную потерю: при тушении зажигательной бомбы сгорела его фуфайка.

 В том году Чичаев ещё поработал на тракторе до декабря, в котором его призвали непосредственно на службу. Уже вовсю шла Сталинградская битва, но участвовать в ней не пришлось. Боевое крещение автоматчик Иван Дмитриевич получил на Воронежском фронте, как и первое ранение в ногу, к счастью, лёгкое. Даже в госпиталь не попал, пролежал три недели в медсанбате, откуда перевели в выздоравливающую роту.

 Здесь временно вышедшие из строя бойцы не просто находились в ожидании полного выздоровления. Их готовили к дальнейшим схваткам со смертельным врагом, распределяя по направлениям наибольшей пригодности, исходя из личных данных. Иван Дмитриевич попал в школу снайперов, миномётчиков и станковых пулемётчиков, организованную в селе Аненково. Способности Чичаева сложились в пользу снайперского дела.

 Его азы инструктор старший лейтенант Потапов преподавал две недели, а потом ещё полтора месяца гонял курсантов так, что от пота на спине (по крайней мере у Чичаева) расползалась гимнастёрка. Того требовала фронтовая обстановка. Ведь по-настоящему всесторонняя подготовка снайпера рассчитана не на суммарные два месяца, а на многократно больший период времени. Только его не было у страны, над которой нависла угроза её уничтожения.

 Солдат И. Д. Чичаев оказался способным учеником новой воинской специальности. На экзаменационных стрельбах из снайперской винтовки с расстояния 300 метров он из тридцати возможных единиц выбил тридцать.

 Путь Ивана Дмитриевича в новом воинском качестве пролёг по Украине. Ветеран называет города, области, районы, населённые пункты, реки, с которыми переплелась фронтовая судьба. Её наиболее значимый эпизод связан с городом Умань, где располагался эвакогоспиталь. В нём тяжелораненый боец Чичаев пролежал около трёх месяцев. Снайперская пуля пробила левую руку, вошла в грудь, прошила лёгкое и вышла под лопаткой. Ранение то залечили, но оно потом всю жизнь давало и продолжает давать о себе знать.

 После госпиталя и двухнедельного санаторного пребывания заново обмундированный солдат вернулся в свою часть первого Украинского фронта. Впереди было взятие города Львова и выход на польскую границу. С элементом законной гордости Иван Дмитриевич констатирует: «Я прошёл всю Польшу». По ходу рассказа о боевом пути фронтовик осведомил собеседника о познавательном факте, связанном с историей второй мировой войны. В польском городе Кросно (через него шли наши войска) у станции Демби в 1939 году немецкий генерал Паулюс (уже будучи фельдмаршалом сдался в Сталинграде в плен) формировал свою «непобедимую» армию.

 Между тем город Кросно запомнился Чичаеву и другим событием из его фронтовой биографии. Наши войска с боями вышли на польско-германскую границу и продолжили развивать наступление уже по немецкой земле. Снайпер Чичаев расположился в составе десанта на одном из 56 танков механизированного полка подполковника Селиванчика. Если этот злополучный танк наехал на мину с фугасом и разлетелся на куски, то что говорить о находившихся на нём бойцах. Всех разметало как пушинок. Выжил ли кто из них кроме него, Иван Дмитриевич не знает. Потому что сам чудом остался жив. Пришёл в себя не сразу: был контужен. Когда очнулся, понял, что потерял речь, почувствовал сильную боль в ноге, в груди, в голове, но самое страшное – ощутил потерю глаза.

 Первоначально оказался в госпитале того самого города Кросно. Там подправили ногу, подлечили в целом, но к ранению головы не прикасались. Операцию по окончательному удалению глаза сделали во Львове. Затем был Винницкий госпиталь, где имелось глазное отделение.

 Пока И. Д. Чичаев «отлёживался» в госпиталях, война с фашистской Германией закончилась...

(Окончание следует).