Война осталась в сердце навсегда

  Подшивки «Трибуны» также хранят как воспоминания наших земляков — участников тех сражений, так и рассказы о самих фронтовиках-сталинградцах. Но своими смертельными объятиями война охватывала не только её непосредственных участников. Суровые испытания выпали и на мирное население. Об этом тоже страницы газет послевоенных лет повествуют устами тружеников тыла, строй которых, как и строй фронтовиков, время сокращает безжалостно. Заметно уменьшается даже численность такой категории, как дети войны, которым тоже есть что рассказать из пережитого.Александр Фёдорович без особого желания согласился поделиться воспоминаниями, связанными с войной. Когда она началась, ему было 11 лет, а сегодня идёт 89-й. Какая память за три четверти века сохранит ясность событий того страшного времени? И всё же оно незабываемо по своей сути в любом возрасте.

   Воспоминания у А. Ф. Деребизова получились фрагментарными, но вполне отражающими тогдашнюю реальность. Более всего Александр Фёдорович склонялся к разговору о госпитале, располагавшемся в Рудне в корпусах педагогического училища (впоследствии школы-интерната, детдома), семилетней и средней школ. В этом лечебном учреждении в голодные годы войны подросткам перепадала кое-какая еда. Несмотря на запрет, пацанята проникали в палаты, где старались оказывать ту или иную услугу находящимся на лечении раненым. Те в благодарность или просто жалеючи угощали мальцов кусочками хлеба, а бывало и сахара.

  Вторым объектом для нелегального проникновения являлась столовая (её большое деревянное здание находилось тогда на месте нынешнего мебельного магазина напротив малого рынка), работавшая в войну на госпиталь. Через основной вход детей не пускали, они пробирались через служебную дверь с тыльной стороны. Также предлагали работающим там женщинам свою помощь, за что сердобольные повара выделяли на всех половник каши. Уплетали её тут же прямо пальцами.

  Летом, помимо огородов, находился ещё один источник подкормки. За основным лесом располагались зерновые поля, где можно было поживиться колосками. Александр Фёдорович вспоминает группу сорванцов, в которую, кроме него, входили братья Владимир и Иван Шевченко, братья Иван и Александр Литвиновы. Промысел тот считался незаконным, и председатель колхоза Бирюков мог поймать злоумышленников и наказать. Правда, подобраться скрытно он не мог. Из-за ранения в ногу передвигался на конной упряжке, а её замечали издалека и успевали скрыться в лесу.

  Много лет спустя В. К. Шевченко станет секретарём райкома партии, то есть самым большим начальником в районе, и друзья по детству предложат ему шутки ради «отыграться» на Бирюкове. Конечно же, Владимир Константинович не станет злоупотреблять властью.

  Ещё одна группа товарищей-ровесников жила, как и Деребизов, на улице Володарского. Это Владимир Щербаков, Николай Чумаков, Владимир Исаков и его младший брат, Владимир Табаков, Владимир Винников, Владимир Волбенко. В этом составе ребята ходили на станцию Ильмень, когда туда приходили эшелоны с военнопленными. После выгрузки их отправляли в соседний сосновый лес, где находился специальный лагерь (после окружения и разгрома оккупантов под Сталинградом таких лагерей было много). В момент нахождения военнопленных на станции бывали контакты с ними на основе взаимных интересов. Голодные немцы просили еду, а взамен жестами предлагали кольца, часы. Кому-то удавалось совершить такой обмен. Но случались и обманы: еду военнопленный получал, а взамен ничего не давал.

  Александр Фёдорович вспомнил эпизод, как однажды побывал прямо возле лагеря, куда вообще-то посторонних не подпускали. История такова. Вы-здоравливающих бойцов из госпиталя расселяли по домам. К Деребизовым определили И. М. Надымова, фронтового шофёра. Его здоровье уже позволяло выполнять определённую работу. Она заключалась в доставке пищи из столовой в лагерь военнопленных на машине полуторке. Иван Михайлович однажды взял Сашу с собой. Перед воротами лагеря высадил его и велел ждать, никуда не отлучаться. Пареньку здесь всё было интересно, необычно. Оградой служила колючая проволока, за которой размещались продолговатые землянки с деревянным верхом. По сторонам стояли вышки с часовыми. По территории разгуливали военнопленные.

  Неожиданно один из них подошёл к проволоке и обратился к оторопевшему парню с просьбой на чистом русском языке. Теперь Александр Фёдорович убеждён, что это и был русский, видимо, предательским образом попавший во вражеский стан. Самым удивительным в этом обращении было слово «сынок». Русский немец протянул через проволоку сложенное в треугольник письмо и попросил опустить его в почтовый ящик.

  Не ожидавший ничего подобного парень бросился в сторону, а когда Иван Михайлович выехал за ворота, рассказал ему о случившемся. Тот одобрил эти действия.

  Другой навсегда оставшийся в памяти эпизод касается «работы» юного тогда Александра Фёдоровича в типографии. Деребизовы жили от неё по соседству, через забор. Школьник Саша, пользуясь соседским положением, заходил в редакцию и предлагал её работницам Любе Заяцкой, Наде Савченко и другим помощь. Она заключалась в следующем. Надо было вручную крутить барабан, являвшийся механической частью печатной машины. За этот довольно нелёгкий труд типографские работники расплачивались с помощником выбракованной бумагой, которая в школе была нарасхват. В войну весьма проблемно было с ученическими тетрадями, и дети писали кто на чём, в основном на газетах.

  От школьного времени остались и другие несладкие воспоминания. Зимой часто вместо учёбы мальчишки отправлялись в лес на быках за дровами, чтобы отапливать классы. Работа тяжёлая даже для взрослых мужчин, а тут дети по 12-13-14 лет, которых война рано заставляла взрослеть.

  Сегодня многих школьников 40-х военных годов уже нет в живых. Сам Александр Фёдорович из своих одноклассников, друзей детства остался один. Тем бесценнее каждый фрагмент его далеко не исчерпанных воспоминаний, являющихся частью истории нашей малой родины.